Зима зовет
БОСС-стиль | Отдых
Текст | Елизавета МИЛЮТИНА
Коньки и санки — две наши самые популярные традиционные забавы на морозе. Краткий гид по русской классике и истории.
Грядущие новогодние каникулы обещают стать праздником домоседов. Большинство наших соотечественников, согласно проведенным недавно социологическим опросам, не планирует серьезных путешествий в предстоящие нерабочие дни января.
Однако длинные выходные дома вовсе не означают скуку. Да и разве можно заскучать, когда есть время для хорошей книги, а на дворе стоит удивительное время года, дарящее нам мороз, снег и лед, а вместе с ними и увлекательные традиционные зимние активности, для которых во многих регионах нашей северной страны вовсе не надо покидать родные места. Предлагаем нашим читателям объединить то и другое и, обратившись к произведениям русской классической литературы, найти в них вдохновение для веселого времяпрепровождения на бодрящем зимнем воздухе. И совершить небольшое путешествие в историю популярнейших в нашей стране зимних забав.
Лед и лезвия
Опрятней модного паркета
Блистает речка, льдом одета.
Мальчишек радостный народ
Коньками звучно режет лед.
Александр Пушкин.
«Евгений Онегин»
Если бы кто-то задался целью составить рейтинг упоминаний зимних спортивных развлечений в русской классике, то первое место в нем, безусловно, заняло бы катание на коньках. Этому издавно любимому нашими соотечественниками занятию посвятили свои строки и Лев Толстой, и Антон Чехов, и Максим Горький, и Александр Куприн, и Марина Цветаева, и Александр Блок, и, конечно, гений, без которого не было бы великой русской литературы, — Александр Пушкин.
«Как весело, обув железом острым ноги, скользить по зеркалу стоячих, ровных рек!» — вот она, как мы узнаем из стихотворения «Осень», одна из главных прелестей великолепной русской зимы, любимой Пушкиным, но, увы, слишком, по его мнению, длинной. Сам поэт, освоивший многие виды спорта, был на ты и с коньками.
Асом в ледовом катании он стал, судя по всему, в лицейские годы. Одним из самых популярных зимних способов проведения досуга у лицеистов было катание на катках в царскосельском парке. И, надо думать, этот бойкий, ловкий и подвижный мальчик был из тех вихрем проносящихся по льду озорников, которые и сегодня не на шутку пугают на массовых катках начинающих и осторожных фигуристов. Ну а михайловская ссылка? Разве мог в те две долгие северные зимы обожавший веселье и физическую активность поэт, и очарованный, и утомленной сельской жизнью, порой не поддаться искушению и не выскочить на лед замерзших озер Михайловского или реки Сороти погонять с дворовыми мальчишками?
Ко времени Пушкина катание на коньках уже прочно числилось среди самых распространенных зимних развлечений наших соотечественников. Правда, несколько десятилетий оно, потеряв на время массовость, оставалось уделом в основном ребятни, довольно немногочисленных взрослых энтузиастов и небольшого кружка золотой молодежи, кружившейся в вихре жаждавшего всевозможных увеселений двора императора Николая I.
Известна точка зрения, что на коньки Россию поставил Петр I. Однако это верно лишь отчасти. Первое свидетельство о катании на коньках как о простонародной забаве московитов относится еще ко временам батюшки Петра I царя Алексея Михайловича. Оно появляется в записках графа Чарльза Говарда Карлайла, побывавшего в 1663 году в Москве с дипломатической миссией. Как и голландцы, отмечает британский аристократ, московиты зимой, когда вода становится льдом, пользуются коньками, но не для передвижения из места на место, а исключительно для «упражнения и согревания на льду». «Русские коньки, — добавляет также наблюдательный Карлайл, — сделаны из дерева, к которому приставлены длинные узкие заточенные железные полоски, загнутые спереди».
Что же касается Петра I, то его заслуга — как в популяризации катания на коньках на родине, так и в запуске массового производства коньков в стране. Мы не знаем, когда и где сам царь-реформатор впервые встал на коньки, но вкус к этому занятию плотник Петр Михайлов (так звался российский самодержец в своих заграничных «стажировках») почувствовал в Нидерландах. Оказавшись в Голландии, где на коньках катался и стар, и млад, царь-плотник, а по его примеру и сопровождавшая его русская знать, на родине брезговавшая этим развлечением простого люда, стали осваивать непростую науку скольжения по льду. Доходило и до опасных курьезов. Так, голландский купец Ян Номен, автор хроники о пребывании российского императора в Западной Европе в 1697–1698 и 1716–1717 годах и сам бывший свидетелем ряда описанных там событий, вспоминал, что московиты в своем рвении покорить застывшую водную гладь порой по неопытности катались по очень тонкому льду, и в результате некоторые проваливались в воду по шею. Но это не останавливало незадачливых конькобежцев. Выбравшись из воды, они как ни в чем не бывало продолжали кататься и лишь спустя какое-то время удосуживались сменить мокрую одежду, чтобы вновь выйти на лед. К этому же периоду пребывания Петра в Голландии относится предание о том, что сообразительный Петр, поняв, что конек и обувь должны быть едины, придумал свою экспериментальную модель коньков, привинтив лезвия к сапогам, опередив тем самым конькобежную науку на добрых 150 с лишним лет.
В багаже, который царь привез на родину, помимо многих других зарубежных трофеев были и коньки, а в голове деятельного императора кишели планы о том, как распространить столь увлекательное и полезное зимнее занятие среди своих подданных. Так по желанию самодержца коньки стали не только народным, но и аристократическим развлечением. Придворные превратились в участников первых состязаний на льду, а тульские оружейники получили заказ на изготовление коньков отечественного производства.
После Петра I интерес к конькам в высшем обществе несколько поугас. Впрочем, не совсем. Любовь к этому зимнему виду спорта унаследовала от Петра его младшая дочь Елизавета, также ставшая самодержицей всероссийской. Ах, как привольно проводила она, тогда еще цесаревна, время в своей подмосковной вотчине Александровская слобода, время от времени укрываясь там от чрезмерного внимания своих недругов при дворе ее племянника-императора Петра II, а после его ранней смерти — ревнивой кузины-императрицы Анны Иоанновны. Физически крепкая, страстная охотница и любительница верховой езды, принцесса нередко зимой вставала на коньки, повелев устроить на реке Серой каток.
Место для флирта
«Кататься вместе!
Неужели это возможно?» —
думал Лёвин, глядя на нее. —
Сейчас надену, — сказал он.
И он пошел надевать коньки.
Лев Толстой. «Анна Каренина»
Один из самых пронзительных эпизодов романа «Анна Каренина» — встреча Лёвина и Кити на городском катке. Это признание Льва Николаевича в любви одному из самых дорогих ему зимних занятий — катанию на коньках. Им спортивно активный писатель, в арсенале которого были и гимнастика, и верховая езда, и лыжи, и городки, и теннис, и велосипед, увлекся уже в зрелом возрасте: ему было под 40.
На льду Толстой держался очень уверенно, и, хотя обычно предпочитал бегать по застывшей водной глади, мог, подобно своему автобиографическому герою Константину Лёвину, выделывать на льду «новые штуки», поражая более молодых конькобежцев ловкостью и сноровкой. И катался Лев Николаевич до преклонных лет.
Все семейство графа заинтересовала коньками гувернантка-англичанка Ханна Тарсей, которую пригласили к детям Толстого. Вслед за ребятами на лед вышли Лев Николаевич и Софья Андреевна. С тех пор катание на коньках на долгие годы стало любимым зимним развлечением большой семьи. В Ясной Поляне катком служили пруды усадьбы, когда Толстые жили в московской усадьбе в Хамовниках, граф заливал небольшой каток на ее территории. Также, будучи в Москве, Толстые ходили на городской каток на Патриарших прудах.
Городские катки к тому времени стали излюбленным местом зимних увеселений горожан, а для молодежи еще и местом романтических встреч. Триумфальное возвращение катания на коньках в повседневную жизнь у нас в стране началось с конца 1850-х. Проводниками модного времяпрепровождения вновь стали представители царской семьи — выросшие сыновья императора Николая I, в 1830-х и 1840-х с упоением гонявшие со сверстниками по льду в Царском Селе. И вот уже старший сын царя, а теперь император Александр II, когда-то с интересом наблюдавший за играми младших братьев и сестер на льду царскосельского пруда, а во время больших великосветских гуляний и сам катавшийся с молодой супругой, начал приучать ко льду своих отпрысков — цесаревича Николая, его младших братьев Александра, будущего императора Александра III, Владимира, Алексея, Сергея и Павла. Позже для катания великих князей и их товарищей устроили каток в саду императорского Таврического дворца — самый престижный каток страны, место собрания великосветской публики, куда допускались лишь избранные. И в столице началось настоящее безумие. «Стариками, старухами, зрелыми и незрелыми овладела лихорадочная страсть покупать коньки, надевать их, скакать в Таврический сад, падать раз двадцать в минуту и т. п.», — писал свидетель этого модного бума публицист и общественный деятель князь Владимир Мещерский в предисловии к своей шуточной поэме «Тавриада», посвященной развлечениям в Таврическом саду.
Надо полагать, что «старики» и «старухи» кроме ушибов получали на этом катке еще и изрядный заряд адреналина, а великосветская молодежь быстро смекнула, что лед в Таврическом саду — это не просто место для укрепления здоровья и игр со сверстниками, но еще и идеальное пространство для флирта с противоположным полом. Ведь на катке нет формальностей, здесь почти не действуют правила этикета, это как маскарад, только веселее. А потом начали открываться другие катки — для публики респектабельной и не очень, и в столице, и в Первопрестольной, и в других городах страны. Так катание на коньках стало одним из самых массовых и любимых зимних развлечений России.
С горки!
Саша, салазки свои погоняя,
Весело мчится. На полном бегу
На бок салазки — и Саша в снегу!
Выбьются косы, растреплется шубка —
Снег отряхает, смеется, голубка!
Николай Некрасов. «Саша»
Катание на санках — наша излюбленная национальная забава на протяжении веков, и, пожалуй, единственное зимнее развлечение, которое в русской литературе по частоте упоминаний не уступает конькам, а то и превосходит их.
На салазках стрелой летит с ледяной горки Саша, юная героиня одноименной поэмы Николая Некрасова. В салазках катает жучку дворовый мальчик в одном из лирических отступлений «Евгения Онегина» Пушкина. И, конечно, хрестоматийное «Детство» поэта-самоучки Ивана Сурикова, первые четыре строки которого: «Вот моя деревня, / Вот мой дом родной; / Вот качусь я в санках / По горе крутой», даже не зная имя автора, может процитировать у нас, пожалуй, каждый.
Любовь к катанию с горок объединяла все сословия, равно как сельских жителей и горожан. Катались императоры и их подданные, дети и взрослые, мужчины и женщины. Непритязательная детвора в своих будничных покатушках, как и сегодня, использовала любые заснеженные естественные возвышения, которые порой заливались водой. И так же, как и теперь, катались на всем, чем только можно: наряду с санками и салазками использовались ледянки — сиденье из днища корзины, ящика или чего-то еще, специально покрытое слоем льда, в ход шли и рогожи, и деревяшки, и липовая кора, и старые корыта, и скамейки, и много чего еще. А вот когда речь заходила о больших катаниях, обязательном аттракционе зимних праздников, то за дело брались мастера из плотницких артелей — специалисты по устройству катальных гор.
Катальные горы — русское изобретение, которое покорило весь мир. Распространилось это рукотворное чудо у нас в XVIII веке, и с тех пор не находилось в Российской империи ни одного уважающего себя крупного села, а тем более города, где бы зимой не красовалась хотя бы одна катальная горка. Строились катальные горки из дерева, их крутой съезд утрамбовывался снегом и заливался водой до полного заледенения, к горке также полагалась длинная, в сотню-другую метров, ледяная дорожка по земле. Высота катальных гор была большой. 6–8 метров со скатом 25–30 — это по меркам тогдашнего русского человека обычная горка, для села подходит, но для города маловато! Горка высотой 10–18 метров — уже лучше, особенно если в населенном пункте не одна горка. Ведь что может быть лучше целого парка горок, когда, скатившись с одного ледяного склона, можно сразу же забраться на другой? А 20 метров и выше? Что ж, видали и такое, особенно в Санкт-Петербурге. Например, горки, которые выстраивались в центре города на замерзшей Неве, в суровые зимы позапрошлого и прошлого веков превращавшейся в огромную улицу и место для организации всевозможных развлечений горожан, редко были меньше двух десятков метров в высоту, а самая высокая ледяная гора достигала 26 метров.
Катальные горки всячески украшали: на их верхних площадках красовались елочки и пестрые флаги, ледяную дорожку «сопровождали» те же елки, снежные и ледяные фигуры. С наступлением столь ранних нашей зимой сумерек горки подсвечивались: до распространения электричества — факелами или цветными лампами с горящей смолой или керосином, после — фонариками. А вокруг катальных горок, если они были городского пользования, кипела жизнь: торговля, балаганы, народные игры и толпа зевак. Ведь не только катание с горки, но наблюдение за теми, кто совершает этот головокружительный и, честно говоря, не совсем безопасный полет, было популярным развлечением.
Спускались группами на специальных санях, которых за свою историю катальные горки узнали несколько типов, руководил съездом опытный катальщик, управлявший движением саней позади пассажиров. Но находились и смельчаки, которые отваживались прокатиться в одиночку. Удовольствие было платным, стандартная цена — копейка за съезд. Открывались горки, как правило, в декабре, на Николу Зимнего — день памяти Святого Николая Чудотворца, который отмечался по старому стилю 6 декабря (по новому — 19 декабря). Кататься можно было по выходным, а на Святках и в Масленицу, на которую обычно и приходился пик покатушек, каждый день.
А ведь были еще и «частные» катальные горки, в том числе и те, которые устраивали для себя и придворных цари и царицы. Долго говорили в столице о ледяном скате императрицы Анны Иоанновны, который она повелела сделать зимой 1735 года с верхнего этажа Зимнего дворца в его внутренний двор. Хохоча, покоряла ледяной склон ветреная Елизавета Петровна, устраивавшая горки в другой своей подмосковной вотчине — селе Покровском, а став императрицей, и две огромные горки в Царском Селе длиной 397 и 270 метров, причем кататься на них можно было зимой и летом — сани были на колесиках и двигались по рельсам. Страстной катальщицей была и Екатерина II. Куда только девалась рассудительность этой умной и осмотрительной дамы, когда дело касалось горок! Имея свои горки, она не чуралась и общенародных развлечений, нет-нет да и приезжая прокатиться с горок на Неве. Чуда инженерной мысли, построенного в Царском Селе для Елизаветы, Екатерине оказалось мало (позже новая императрица и вовсе приказала его разобрать), и она в первый же год своего правления затеяла строительство еще более грандиозного аттракциона в резиденции в Ораниенбауме. В возведении катального комплекса для Елизаветы участвовал Франческо Растрелли, а Екатерина пригласила Антонио Ринальди. И вот спустя 12 лет после начала строительства взглядам изумленных предстал гигантский увеселительный комплекс протяженностью уже в полкилометра (точнее, 532 метра) с тремя катальными колеями, который венчал изящный павильон (он, к счастью, сохранился до наших дней), а обрамляла длинная колоннада для прогулок. Так же как горки Елизаветы, аттракцион в Ораниенбауме работал и зимой, и летом. Царская семья и ее окружение катались по этим горкам до начала XIX века, а потом конструкция пришла в негодность, и в середине века ее убрали.
Дикая, по их мнению, зимняя забава русских пугала видевших ее иностранцев. Но мало-помалу и они вошли во вкус, и с первой половины 1800-х годов «русские» горки стали устраивать в Европе как в резиденциях немецких родственников венценосной семьи, так и на площадях крупных городов. Конечно, не все страны имели такую роскошь, как снежная и морозная зима, поэтому в Европе популярность получил вариант круглогодичных горок с повозками на маленьких колесиках. Ну а потом подключились США, где в конце XIX века был запатентован экстремальный аттракцион, который сегодня все мы называем «Американские горки», забывая порой, что предтечей его стало наше национальное зимнее развлечение.
С бубенцами
Слышишь — мчатся сани,
слышишь — сани мчатся.
Хорошо с любимой
в поле затеряться.
Сергей Есенин
И, конечно, какая же русская зима без веселых катаний на санях, запряженных лошадьми, многократно воспетых и классиками, и в народном творчестве? В былые годы это было столь же распространенное зимнее развлечение, не знавшее сословных ограничений, как и катание на санках с горки. В утепленных шкурами и сукном с песнями и прибаутками проносился в обычных санях простой люд, в дорогих повозках, обитых бархатом, коврами и мехами, смеясь выезжали на зимние прогулки господа.
Поездки длились по четыре-пять часов. Катались и семьями, и дружескими компаниями, и парами. Весело звенели бубенчики, украшавшие нарядные сбруи лошадей, и по городским улицам, и по сельской местности. Лихие возницы устраивали санные гонки по замерзшим рекам.
Мы давно уже не передвигаемся на лошадях, а зимняя поездка в автомобиле, как бы ни была она комфортна, никогда не принесет столько сильных впечатлений, как санная прогулка на морозе. Впрочем, и сегодня в нашей стране не так уж и сложно найти упряжку лошадей, запряженных в сани, и, оплатив эту услугу, прокатиться на тройке по заснеженной дороге, хоть на несколько десятков минут приблизившись к тому ощущению русской зимы, которое было у наших предков.
Так что, конечно, не стоит проводить все грядущие новогодние выходные дома. Особенно если природа смилостивится над нами и подарит на праздники немного мороза, снега и солнца. Вперед — на коньки и сани! Это же не просто весело, но и полезно. Вспомним еще раз Александра Сергеевича: «Полезен русскому здоровью наш укрепительный мороз»!Б
