Пол ГОНЧАРОФФ: я полностью связан с Россией, с ее действительностью


БОСС-политика | Мнение
Текст | Юрий КУЗЬМИН
Фото | Пол ГОНЧАРОФФ/Личный архив

Более 30 лет господин Пол Гончарофф, бизнесмен, топ-менеджер, владелец консалтинговой компании Goncharoff LLC, живет и работает в России. О том, как состоялось его  знакомство с родиной предков, почему он решил связать с ней свою жизнь и каким видит ее настоящее и будущее, он рассказал представителю нашего журнала.

— Пол, у вас русское происхождение, о нем говорит ваша фамилия. Вы потомок русских эмигрантов?

— Я родился в Нью-Йорке, но корни у меня чисто русские. Мама родилась в Югославии. Бабушка по материнской линии из Санкт-Петербурга, дед тоже из этих краев. Бабушкина семья эмигрировала в 1917 году в Белград, куда после революции уехало много русских эмигрантов. Дед был офицером царской армии, участвовал в Первой мировой войне, там попал под газовую атаку немцев и был направлен на лечение в санаторий в Крым. Когда выздоровел, присоединился к армии генерала Врангеля, служил до 1920 года. Потом
эмиграция, Белград, встреча с бабушкой и появление на свет мамы в 1933 году. Мой отец родился в Советском Союзе, вырос в Киеве. Во время Великой Отечественной войны служил танкистом в рядах Советской армии, был сильно ранен, попал в немецкий плен, в конце войны бежал, в 1949 году приехал в США, где встретил маму, и вот в 1955-м явился на свет я.

— Бизнесом, связанным с Советским Союзом, вы начали заниматься чуть ли не в 20-летнем возрасте. Вы ведь тогда даже еще не имели высшего образования. Кстати, какое оно у вас?

— О да, мне тогда не исполнилось и 20 лет. А образование у меня по бизнесу и экономике.

— Какого вуза?

— Их было несколько. Обучение я начал в Колледже Эмерсон (Emerson College. — Ред.) в Бостоне. Но Эмерсон предлагает программы в области театрального искусства. Я решил, что актер из меня не получится, да и значительно больше меня влекли сделки и бизнес. Вернулся в Нью-Йорк, поступил в Колледж бизнеса и государственного управления Нью-Йоркского университета (College of Business and Public Administration, New York University. — Ред.), ночами учился, а днем работал трейдером в Ayrton Metal&Ore Corporation. Это британская компания, которая располагалась в Америке. Там я, будучи совсем молокососом, за три года сделал карьеру от трейдера до генерального управляющего. Так что, думаю, я поступил правильно, отказавшись от карьеры актера (улыбается). Позже, уже с дипломом бакалавра делового администрирования Нью-Йоркского университета, я прошел магистерскую программу в Колумбийском университете в Нью-Йорке (Columbia University in the City of New York. — Ред.).

— От Ayrton Metal&Ore Corporation вы впервые и поехали в СССР?

— Да. Основной специализацией Ayrton Metal&Ore Corporation были драгметаллы: золото, платина, палладий. Из Англии к нам в офис приехал председатель компании, вызвал меня и спросил: «Молодой человек, у вас, я слышал, русские корни. А по-русски вы говорите?». «Да, — отвечаю, — но очень слабо». Дома ведь мы общались по-английски, по-русски я только с бабушкой и дедушкой разговаривал. «Отлично, вы едете в Москву!» Так я оказался в правильном месте в правильное время. Шел 1975 год. Радаром для всех было золото, которое продавал на внешнем рынке Советский Союз. Новости о планах СССР продать новую партию золота вызывали ажиотаж, слухи об этом могли обрушить рынок. И практически никто не обращал внимания на платину, палладий, родий, иридий. Но это был период первых правительственных экологических инициатив, для переорганизации
промышленных процессов нужны были платиноиды. В 1975 году Правительство США обязало американских автопроизводителей ставить каталитические нейтрализаторы выхлопных газов, а для них требовалась платина. Источников платины было всего три — Канада, где ее добывали в небольшом количестве, и два основных и сложных — ЮАР, находившаяся под санкциями, и Советский Союз.

И вот Ayrton Metal&Ore Corporation отправила меня в Москву договариваться с советским Алмазювелирэкспортом об экспорте платиноидов. И все сложилось. СССР нуждался в валюте ну просто как в воздухе, а нам как воздух были нужны металлы платиновой группы. Интересы совпали. Вскоре я заключил свой первый контракт в Советском Союзе, между прочим, самый крупный в истории контракт между СССР и Америкой. И заключен он был под лично мои гарантии, не фирмы.

— Как так получилось?

— Я дал слово. Для советских внешнеторговых чиновников того времени это имело значение, железное. И потом личные отношения: я хорошо узнал представителей  Алмазювелирэкспорта, они — меня и даже мою семью. Тогда, в самый разгар «холодной войны», я пригласил советских партнеров к себе в гости, познакомил с мамой, с отцом.

— В дальнейшем вы работали в США и других странах, но связей с Россией не теряли. Когда решили поселиться здесь окончательно?

— Да, в 1970–1980-е были разные компании, контракты в разных странах: Азия, Ближний Восток, Северная Африка, Европа. Но сюда я старался приезжать хотя бы раз в год. А 1991 году решил: все, переезжаю в Россию.

— Каким бизнесом вы тогда занимались?

— У меня была высокотехнологичная фирма, которая производила и поставляла микроволновое медицинское оборудование для нехирургического лечения предстательной железы. Технология была израильская, завод находился в Бельгии, в Антверпене. Это лечение, его сейчас называют альтернативной терапией, помогало порядка 60% пациентов, попадающих под протокол обследования и лечения. Америка, моя родная страна, нас на свой рынок не допустила, потому что не было конкурентоспособного американского аналога этой технологии. Продажи очень хорошо шли в Европе, в Японии. У России был огромный интерес к нашей технологии. Первыми здесь ею заинтересовались представители военной медицины. Мы поставили свои установки в госпиталь имени Бурденко. А потом, когда стали видны результаты лечения, начали обращаться другие российские клиники и больницы, хотя наша аппаратура была весьма недешевой.

— 1991 год — не самое благоприятное время для продажи в России высокотехнологичного медицинского оборудования. Денег в стране фактически не было. Как решали эту проблему?

— Было трудно. Но это же бизнес, где далеко не все можно калькулировать на бумаге, нужно встречаться с людьми, общаться, объяснять. И сам продукт, конечно, имел большое значение в жизни мужчин. Проблемы с предстательной железой в определенном возрасте возникают у многих, а тут, представьте, появляется возможность лечения без хирургического вмешательства.

Все шло хорошо до 1998 года. А потом на рынок вышли конкуренты — крупные японские и европейские корпорации, предлагавшие аналогичные технологии. Возможностей быстро улучшить и в то же время удешевить свою систему у нас не было, мы стали проседать в конкурентоспособности. Однако у меня был спасательный круг: в 1998 году Минздрав РФ подписал со мной контракт на поставку 100 единиц техники в течение пяти лет. Подчеркну, что каждая установка стоила от 650 до 850 тыс. долларов США в зависимости от
модели. Подписав долгосрочный контракт, я чувствовал себя достаточно комфортно, чтобы влезть в долги с целью предварительной закупки компонентов для наших устройств, в то же время предлагая более мягкие условия оплаты за продажу моих медицинских приборов. И тут случился дефолт 17 августа. Контракт превратился в бумажку, а компоненты я уже закупил. Были огромные потери, компанию пришлось закрыть. Все мне советовали вернуться в Америку и начать с нуля. Я сказал: «Нет, я буду работать в России, и если когда-то
и вернусь в Америку, то крепко стоящим на ногах». И остался. Что-то получилось, что-то нет. Но это то, что я называю американскими горками в России.

— Потом вы довольно долго занимались страховым бизнесом, сначала как глава российского подразделения американской AIG, потом в других страховых компаниях. Согласитесь, слишком радикальная смена сферы после высокотехнологичного медицинского бизнеса.

— Бизнес есть бизнес. Принципы везде одни и те же. В 1998 году, потеряв практически все, я был в физическом шоке, и тут раздался звонок из Нью-Йорка. Звонил председатель AIG. Он в свое время инвестировал в нашу медицинскую технологию. «Ты еще в Москве? Планируешь остаться?» — спросил он меня. Я подтвердил. «А ты знаешь, что такое страхование? Не хотел бы возглавить отделение AIG в России?» «Да без проблем, — отвечаю. — И о страховании знаю, как и то, что не существует в мире такого страхового полиса, который бы смог защитить меня от того, что только что случилось с моей компанией».

Так все и началось. И сработало хорошо. У нас за 1998–2002 годы произошел большой рост продаж. Но в международных структурах такого масштаба, как AIG, управление которыми осуществляется из далекого зарубежья, есть определенный алгоритм поведения. В России в то время мало знали о страховых продуктах, и нужно было многое объяснять потенциальным клиентам. Некоторые шаги, которые я считал правильными на российском рынке, в зарубежном руководстве считали неприемлемыми. Там иные понятия о
жизни, иная психология. В общем, через четыре года мы расстались.

— Чем занимается ваша сегодняшняя компания — Goncharoff LLC.?

— Прямое и косвенное управление, консультирование, интеграция компаний, связанных с рынками России и СНГ.

— Ваши деловые контакты с западным бизнесом в этом помогают?

— Сейчас нет. Большинство контактов с Западом прервалось из-за санкций. Еще в 2014 году стало ясно, что американский и европейский бизнес не очень стремится иметь дело с Россией. Уже несколько лет у меня нет ни одного клиента ни из Европы, ни из США, ни из Канады. Сегодня мои клиенты — компании Азии, Индии, Африки, Ближнего Востока, которые хотят развивать двустороннюю торговлю или взаимодействие с Россией. Для меня, конечно, это стало вызовом. Деловые отношения со многими представителями западного бизнеса длились десятилетиями, а столь тесных связей с Азией, Ближним Востоком, Африкой у меня не было. Пришлось все выстраивать фактически с нуля.

— В нашей стране многие считают, что санкциями против России Европа и отчасти Америка сами себе стреляют в ногу.

— Европа точно стреляет. Но, видите ли, корень этой проблемы находится в Вашингтоне, и всегда так было. Я был самым молодым членом Американо-советского торгово-экономического совета (US-USSR Trade and Economic Council, USTEC. — Ред.). И еще тогда, в 1977–1980 годах, это явно ощущалось. В Вашингтоне на Советский Союз и тем более после его краха на Россию всегда смотрели как на территорию добычи, источник ресурсов, которые надо быстро и широко освоить. Это приостановили президент Путин и его правительство. Хорошо ли, плохо это — не мне судить. Однако я вижу страну, которая встала на ноги, вижу экономический рост. США и Запад не могут этого стерпеть, потому что в противном случае им придется перестроить свои мозги, вырваться из голливудского мифа о том, что Америка — это Рэмбо, который может диктовать свою волю всем. Это колониализм, который довольно глубоко проник в костный мозг всего англоязычного мира.

— Великобритания в своей антироссийской политике сейчас усердствует даже больше США.

— Британцы очень обижены. В первую очередь на Америку, которая переиграла их в Суэцком кризисе в 1950-е. Это был конец Великобритании как империи. Сегодня единственная причина, почему Англия имеет какое-то значение на мировой арене, — это поддержка США. Однако обида спрятана слишком глубоко и проявляется таким образом.

— Недавно в интервью изданию World Geostrategic Insights вы говорили, что будущее — за новой мировой торговой и валютно-финансовой системой, построением которой в ответ на западные санкции Россия занимается сейчас с Китаем, Индией и рядом других стран, вводя взаиморасчет в национальных валютах или в валютах, отличных от доллара США или
других «недружественных» валют. Демонтаж основанного на долларах мирового экономического порядка не за горами?

— Это произойдет, но не завтра и не без большой боли. Концепция доллара США крепко укоренилась в финансовой ДНК международного финансового мира. Использование доллара в международных расчетах заложено на уровне рефлекса. Чтобы преодолеть его, нужны время и изменение сознания.

— А от чего будет боль?

— Ну вот пресловутая тема о возможности дефолта Соединенных Штатов, бесконечно повышающих лимит своего госдолга, и о его влиянии на глобальную экономику. Представьте, что произошло бы, если бы в конце мая политики в Вашингтоне не договорились об очередном повышении потолка госдолга. Что, конечно, было маловероятно, но надо понимать,
что вечно эта история продолжаться не может. Дефолт, финансовое цунами по всему миру — и «до свидания» для многих стран, хранящих огромную часть резервов в гособлигациях США. У России в этой ситуации довольно сильное положение, поскольку ныне у нее относительно невысокий объем вложений в государственные бумаги США. Однако большие
потери случились бы и тут.

— Об отношениях России и Америки. Мне кажется, что команда Байдена испортила их еще до начала российской специальной военной операции на Украине. А сейчас это уже фактически прямой конфликт.

— Здесь я полностью согласен, но эта история тоже началась не вчера. Гораздо раньше. Высшее политическое и военное руководство в Вашингтоне давно живет в плену голливудской фантазии. Россия, считают они, слаба, ее надо поставить на место. А Америка — это суперсила. Когда Россия начала специальную военную операцию на Украине, в Вашингтоне никто не вспомнил, с чего это все начиналось, про 2014 год. Это какая-то абсолютно нереальная картина мира.

В Вашингтоне не могут смотреть ясным взглядом, не способны оценить ситуацию объективно. А ведь совсем недавно была история с вооруженным конфликтом в Южной Осетии в августе 2008 года, не без участия Вашингтона. Америку она ничему не научила, а Россия четко считала сигнал и сделала выводы. Произошло обновление армии. Теперь это огромная сила, с тактикой, тренировками там все первоклассно.

Россия продемонстрировала это в Сирии. И сейчас, когда Россия проводит специальную военную операцию на Украине, Вашингтон продолжает гнуть свою линию.

— Если сравнивать Америку и Россию, где вам живется лучше?

— Здесь. Намного лучше. Я не хочу плохо говорить о родной стране, но то, что происходит сегодня в США, если честно, выводит меня из себя. Все живут в условиях такой  самоцензуры, что просто стыдно. В Америке мы все время говорим о первой поправке к Конституции США, о свободе слова. Да, в законе она прописана, а в жизни свободы слова в Америке больше нет. Только попробуй сказать то, что у тебя на уме!

И самое неприятное в том, что в США много интеллигентных и думающих людей, и они позволили загнать себя в эту ситуацию! Почему какой-то минимальный процент людей, имеющий определенные взгляды или настроенный на определенное направление, должен навязывать свое мнение большинству? Я совсем не это называю демократией.

— Вы о том, что происходит вокруг BLM, ЛГБТ-повестки, о трансгендерных идеях?

— И об этом в том числе, все это какая-то странная идеология, которая не полезна и не несет в себе никакой позитивной искры. Но не только. И об экономике, и о внутренней политике тоже. Попробуй заикнись теперь в США, что это неправильно — печатать все больше долларов, чтобы покрыть все социальные программы, так тебя заклеймят фашистом.
Если ты публично скажешь, что Дональд Трамп — я не большой его поклонник, но надо признать, что у него есть хорошие идеи (о границе с Мексикой, например), в чем-то прав, то тебя объявят радикалом и врагом демократии.

— Почему в России, несмотря на многие наши проблемы, вам комфортнее?

— Ну проблемы есть у всех. Утопия — это вымысел. Такой страны никогда не было на нашей планете, да и не будет. В России больше здравого смысла, более рациональный подход к основополагающим жизненным вопросам. Тут нет такого, как в Америке, да и в Европе тоже, где сегодня, кажется, не существует важнее темы, чем обсудить желания в спальнях
отдельных индивидуумов и навязать их интимные пристрастия как можно большему числу людей.

В России есть дух. Я не знаю, влияние ли это традиционных религий или что-то еще, но в любом случае тут более здоровое понимание внутреннего содержания человека. На Западе это называют консерватизмом и воспринимают в негативном ключе.

Хотя, извините, что в этом плохого? Что плохого в традиционных и устоявшихся жизненных ценностях? Это здоровый и проверенный веками путь. Это способствует росту, развитию. Для общества это как для почвы хорошее удобрение, которое превращает ее в чернозем.

— В 1980-е я являлся большим поклонником Америки. Но как говорит русская пословица: от любви до ненависти один шаг. У меня был не один шаг, и не скажу, что появилась ненависть к США, скорее, неприязнь. В общем, к американской действительности отношение стало совершенно другим.

— И у меня в некоторой степени тоже. Иногда очень важно оказаться снаружи, чтобы разглядеть то, что происходит внутри.

Помните, в 1990-х тут был бум видео-кассет, все смотрели американские фильмы, а по телевизору сериалы вроде «Санта-Барбары» и восхищались США. Я тогда работал в AIG, у нас было около 350 агентов, в основном женщин. Я, естественно, беседовал со многими, все девчонки расспрашивали меня об Америке и не уставали ею восхищаться. Я удивлялся: «Почему Америка вам так нравится-то?» «Ах, там такая красивая жизнь, все красиво одеваются и ездят на Ferrari». Ну, конечно! Это видение Америки через призму Голливуда — искаженная действительность. Никому же неинтересно смотреть на бедные кварталы, на бездомных — этого везде хватает. И потом, по той же Санта-Барбаре, кстати, обыкновенном и не очень чистом курортном городке, разве можно судить обо всей стране? Москва разве представляет всю Россию? А Питер? Конечно, нет.

Мое большое счастье в том, что по работе я поездил по всему миру и многое увидел. Узнал и практически всю Россию: Дальний Восток, Сибирь, Урал, Русский Север, города средней полосы, Москву, Санкт-Петербург… И могу сказать: сейчас, в 2023 году, Россия весьма развитая страна. Да, есть заброшенное захолустье, да, есть проблемы, хотя в целом развитие
однородное. В Нью-Йорке вы сядете в машину на Манхэттене, выберетесь из города и в течение 40 минут увидите колоссальное разделение — от абсолютного благополучия в одних районах до полной безысходности в других. И в 1970-х, и 1980-х годах было заметно расслоение, но теперь оно стало просто невыносимым.

— Кем вы сегодня себя ощущаете — русским или американцем?

— Русским. И сейчас вот задумался о получении российского гражданства. Оформлять каждый год документы на жительство в России довольно хлопотно.

— Что это даст?

— Меньше формальных сложностей здесь.

— А в мире? Или мир вас уже не очень интересует?

— Не очень. Где бы я ни был, а был я почти везде благодаря своей работе, мне больше всего нравится тут. Сегодня я полностью связан с Россией, с ее действительностью. У меня больше нет счетов в США, и слава богу, потому что, если бы они были, их бы давным-давно заморозили. И в Европе счетов нет. Я абсолютно рублевый человек (улыбается).

— Ваш сын тоже связывает будущее с Россией?

— Сын здесь родился, у него российское гражданство. Он служил в Российской армии, через год службы вернулся сержантом.

— К Америке он не имеет никакого отношения?

— Я посылал сына в Америку. Он два года учился в Канаде в Институте искусства кулинарии (The Institute of Culinary Arts. — Ред.) на Острове Принца Эдуарда. Ему нравилось, но, получив диплом, сын сказал: «Нет, дома лучше. Да и все мои друзья в России». И вернулся.Б (Босс июнь-июль 2023)


Пол Гончарофф (Paul Goncharoff), бизнесмен, топ-менеджер, владелец консалтинговой компании Goncharoff LLC. Родился в 1955 году в Нью-Йорке. Окончил Колледж Эмерсон (Emerson College) в Бостоне, Колледж бизнеса и государственного управления Нью-Йоркского университета (College of Business and Public Administration, New York University), Колумбийский университет (Columbia University in the City of New York).

С 1975 по 1978 год работал в компании Ayrton Metal&Ore Corporation, где за три года прошел путь от трейдера до генерального управляющего.

В 1978–1991 годах — в компаниях Leo Raphaely&Sons (Pty) Ltd (ведущий трейдер по драгоценным и цветным металлам в компании), Mocatta Corporation (ведущий трейдер по металлам платиновой группы), Precious Metals Trading, Falconbridge International, Ltd (исполнительный вице-президент), Platinum Group Metals International, Inc. (президент), Robots&Software International, Inc. (исполнительный вице-президент, член совета директоров). Жил и работал в Азии, странах Ближнего Востока и Северной Африки, Европы.

В 1991 году основал собственную компанию Goncharoff, Inc., которая производила и поставляла микроволновое и лазерное медицинское оборудование. В том же году переехал в Россию.

В 1998–2002 годах — директор страховой компании AIG. Россия. Затем занимал пост президента и заместителя председателя правления страховой компании «Прогресс-Гарант», был президентом компании «Аксия — финансовая безопасность — Альянс/Росно-Жизнь».

С 2002 по 2008 год входил в наблюдательный совет Ассоциации независимых директоров (АНД), в 2002–2012 годах — председатель комитетов АНД по членству и этике.

С 2012 по 2016 год — председатель дисциплинарного комитета Национальной ассоциации корпоративных директоров. В качестве независимого директора работал в компаниях «Экстра М Медиа», «Банк24.ру» (ОАО), Lynx Oil&Gas, Russia.

Был членом совета директоров агентства «Русдолгнадзор» и других компаний. В настоящее время — советник высшего руководства и советов директоров ряда предприятий.

В 2014 году основал компанию Goncharoff LLC, специализация: консультирование и представление интересов российских компаний, желающих развивать свой бизнес за рубежом (Азия, Ближний Восток, Африка), а также нероссийских компаний, намеревающихся выйти на рынки России/СНГ или продолжить там свое развитие.