Григорий СИЯТВИНДА: это прекрасная работа!
БОСС-стиль | Гостиная
Текст | Анастасия САЛОМЕЕВА
Фото | Из архива Григория СИЯТВИНДЫ
Выпускник вахтанговской школы, один из самых ярких представителей столичной сцены (и театра «Сатирикон», где служит многие годы), хорошо известный также своими ролями в кино и на телевидении, заслуженный артист России Григорий Сиятвинда — о себе в профессии и профессии в себе.
— Григорий, вы поступили в Щукинское театральное училище после неполных двух лет обучения в Тюменском индустриальном университете. Что подтолкнуло вас к смене профессионального курса?
— Когда мои отношения с Индустриальным институтом расстроились, я решил кардинально поменять профессиональную область. И, поскольку с математическими науками не сложилось, выбирал из противоположной им гуманитарной сферы.
Ну а рисовать я не умею, я не музыкант… Но руководительница драмкружка, где я занимался в школьные годы, говорила, что у меня неплохо получается играть. Так что к драматическому искусству меня в какой-то степени подтолкнула необходимость (улыбается).
— Щукинское училище всегда славилось своими педагогами. Вы учились на курсе Аллы Александровны Казанской, потрясающего мастера, воспитавшего целую плеяду блистательных артистов русского театра. Что дали вам ваши учителя в «Щуке»? Кого из них вы можете считать наставниками в профессии?
— На нашем курсе главными педагогами были Алла Александровна, Владимир Петрович Поглазов и Михаил Григорьевич Цитриняк. Они вели нас, как классные руководители в школе.
Михаил Григорьевич Цитриняк, можно сказать, дал мне путевку в Щукинское училище. После первого прослушивания, неудачного, один из педагогов училища, Михаил Петрович Семаков, отправил меня показаться Цитриняку. Он, как и Поглазов, был помощником Аллы Александровны. Но перед этим Семаков меня предупредил, что от того, как я сейчас покажусь, зависит все. Ну, я внутренне собрался и пошел. Помню, Михаил Григорьевич сидел в аудитории, кажется, 21-й, где у нас потом проходило изо, а вокруг него собрались четыре или пять красивейших старшекурсниц Щукинского училища. И вот этот цветник и Михаил Григорьевич принимали меня в училище.
— Цветник не заставил вас растеряться?
— Нет, наоборот, это как раз помогло! Присутствие таких красавиц придало мне адреналина! Я действительно попытался показать все, на что способен. Читал и подготовленный репертуар, и что-то вне репертуара, и пел, и танцевал, и просто разговаривал…
Михаил Григорьевич отправил меня сразу на второй тур, который должна была смотреть уже сама Алла Александровна.
— А потом были дипломные спектакли вашего курса. Я их видела, и, знаете, мне очень запомнился ваш Черт из «Братьев Карамазовых». Кажется, этот замечательный спектакль по произведениям Достоевского назывался «Бесы, бесы, бесы…».
— Да, «Бесы, бесы, бесы…» поставил Владимир Петрович Поглазов. Нам этот спектакль тоже очень нравился. Сильная работа! Отрывки из Достоевского, музыка Курёхина… В 1996 году, после того как выпустились, с этим спектаклем мы ездили в Чехию на Международный театральный фестиваль в Брно.
— На последнем курсе вы играли в Театре Вахтангова, «родительской» сцене Щукинского училища, а после выпуска в 1995 году практически сразу попали в «Сатирикон». И вот уже 25 лет играете на этой сцене. Удивительное постоянство для нашего времени!
— Да как-то меня все устраивает в этом театре (улыбается). Люди же не уходят оттуда, где им нравится. И потом, мне кажется, у нас хороший театр.
А постоянство… Ну вот с Агриппиной Стекловой мы познакомились еще во времена абитуриентства. У поступающих же в театральные вузы одна тусовка: все пробуют свои силы в «Щуке», в Школе-студии МХАТ, в ГИТИСе, в Щепкинском училище, во ВГИКе. И мы с Граней познакомились на ступенях ГИТИСа, когда оба показывались на курс, который набирал Марк Захаров. А окончив ГИТИС, Граня тоже пришла в «Сатирикон» и до сих пор там работает. Так что мой опыт не настолько и уникален, как вы говорите.
— Как вам работается с Константином Аркадьевичем Райкиным, художественным руководителем «Сатирикона»?
— Да прекрасно! Сейчас вот работали над новым спектаклем, пока все не прервалось из-за пандемии. Это «Плутни Скапена» Мольера, Константин Аркадьевич наш режиссер.
В спектакле заняты артисты из всех поколений нашего театра — от самых молодых, только пришедших в театр, до людей, которые работают в нем 25 лет (улыбается)… В общем, все кипело, было радостно и интересно, но теперь, к сожалению, отложилось.
— На сцене «Сатирикона» у вас весьма яркие работы. Вот, например, «Квартет», который театр не играет уже 15 лет, в Москве вспоминают до сих пор, как и ваши 14 ролей в нем. Да и другие постановки театра… А какой из спектаклей «Сатирикона» особенно запомнился вам, оказался наиболее близким, родным?
— Много чего было… Все спектакли по-своему близки и по-своему родные. Могу про любой рассказывать бесконечно долго.
Что же касается «Квартета», то это была смелая затея Константина Аркадьевича, и как человек целеустремленный он довел ее до конца. И его задумка со сменой масок удалась (в «Квартете» были заняты четыре актера, которые играли более двадцати персонажей. — Ред.). Работать было очень интересно и очень трудно. Трудно в том смысле, что для всех этих переодеваний потребовалось много тренировок. Однако это того стоило, спектакль прозвучал и имел счастливую судьбу. Он был обласкан вниманием критиков, получил много премий. И зрители его оценили. Даже сегодня про «Квартет» помнят многие — и те, кто часто ходит в «Сатирикон», и те, кто редко у нас бывает.
И для меня лично «Квартет» стал важным. Этапом в определенном смысле. Когда я пришел в «Сатирикон», стал играть Балтазара в «Ромео и Джульетте», небольшую роль. В следующем спектакле — роль немного побольше, потом еще спектакль — и роль крупнее. А затем «Квартет» и 14 ролей в нем!
В общем, все это было интересно, ярко и амбициозно и как-то хорошо разрешилось.
— С кем из театральных режиссеров вам особенно понравилось работать? Что запомнилось?
— И понравилось со многими, и запомнилось много с кем. В фаворитах, конечно, Константин Аркадьевич Райкин. Он совершенно потрясающий режиссер и интересный человек. Репетиции с ним помимо профессиональных моментов замечательны еще и тем, что во время них происходит множество интереснейших бесед. Константин Аркадьевич делится и историями, и наблюдениями, и размышлениями. А для меня, наверное, самое интересное, что есть в жизни, помимо нее самой, это рассуждения об этой жизни.
Роберт Стуруа, безусловно, великолепен. Я работал с ним в «Гамлете», который он ставил в «Сатириконе», а потом в «Ромео и Джульетте», весьма серьезной антрепризе, организованной продюсерским центром «Глобус». Было очень интересно!
И Роман Виктюк, с которым мне довелось поработать еще в Вахтанговском театре, тоже интересный режиссер. Работа с ним — потрясающий опыт!
— Работа в Вахтанговском театре в спектакле «Я тебя больше не знаю, милый» Романа Виктюка была ведь вашим первым опытом на большой сцене?
— На большой — да. Вернее, до этого я успел поучаствовать в постановке «Трехгрошовой оперы» в Вахтанговском театре, но эта постановка прошла всего раз десять, а потом ее по каким-то причинам сняли. И вскоре я получил приглашение от Романа Виктюка.
— Параллельно с «Сатириконом» вы работаете на сценах других театров: много лет сотрудничаете с Театром имени Пушкина, играли на площадках «Открытого театра» и «Другого театра», выступали в антрепризах. Как удается сосредотачиваться на столь разных театральных проектах?
— Главное, что приходится тут решать, — это проблема со временем, которое ускоряется, и никуда от этого не деться.
А так мне нравится работать в разных театрах. Во-первых, потому что мне всегда надо что-то репетировать. Я люблю не столько играть сам спектакль, сколько репетировать. Сотрудничество с разными театрами дает такую возможность. В результате все эти спектакли накапливаются, и получается много, как вы говорите. Но ведь и спектакль не вечен, у него есть определенный срок жизни. И даже хорошие и удачные постановки в какой-то момент сходят со сцены. И у нас в «Сатириконе» такая политика: шесть-семь лет — и все, надо заменять этот спектакль чем-то другим. Так что в итоге параллельных театральных проектов у меня получается немного.
Во-вторых, я считаю, что попробовать себя на разных площадках всегда полезно. Это, кстати, идет от Щукинского училища, где во время обучения ты проходишь через большое число педагогов, которые делают с тобой этюды и ставят отрывки. И в результате свою профессию осваиваешь сразу с очень многих ракурсов. Потому что люди, занимающиеся одной профессией, делают свою работу чуть-чуть по-разному: по-разному видят, по-разному раскрывают актеров… И каждый театр — это отдельная команда, отдельный микромир. Благодаря этому как-то сразу становится нескучно в профессии. Хотя она, конечно, и сама по себе нескучная (улыбается).
А ведь еще есть и антрепризы. Это особый мир, который отличается от репертуарного театра. В силу всяких организационных моментов у антрепризы не такое слаженное и установленное «производство». Там иногда ты выходишь на сцену менее подготовленным после репетиций и вынужден что-то отрабатывать прямо на зрителях.
— Как вы думаете, кто победит в сегодняшнем противостоянии между репертуарным театром и антрепризой? За какой формой организации театрального дела будущее?
— А зачем кому-то из них быть первым и единственным? Эти формы прекрасно сосуществуют. И каждая занимает свою нишу. Есть люди, которые любят репертуарный театр, потому что он ведет более серьезный и вдумчивый разговор со зрителем. Антреприза же, как правило, старается, чтобы зритель не пожалел о том, что пришел на спектакль, и не попросил обратно деньги, заплаченные за билет. И надо сказать, что и людей, которые не хотят в театре о чем-то думать, а приходят туда, только чтобы похохотать, тоже довольно много. Так пусть у тех и у других будет свой театр. 
— По вашему театральному репертуару, пожалуй, можно изучать историю мировой драматургии: это и Шекспир, и Гольдони, и Мольер, и Ионеско, и Островский, и Пристли, и Шоу, и современные драматурги — Стоппард, Макдонах, Шиммельпфенниг. А вот в кино работы у вас в основном в комедиях или в фильмах с криминальным уклоном, на современном материале. Как вы думаете, почему так?
— Тут мне нечего ответить. Действительно, в кино у меня меньше ролей на таком материале, как в театре. Не знаю, почему.
— Не снимают классику и серьезные фильмы?
— Да, в кино у нас нет классики в таком количестве, как в театре. А если будут снимать, допустим, серьезный исторический фильм, то там для меня, пожалуй, и роли не найдется. В кино я довольно ограничен в доступном мне материале. Ну да, наверное, я бы мог сыграть арапа Петра Великого, если бы кто-то решил взяться за эту тему. Но это же надо было бы пройти кастинг, и неизвестно, утвердили бы меня или нет. А если говорить про русскую классику, то тут уж совсем мало шансов в кино.
Кстати, когда Михаил Григорьевич Цитриняк пригласил меня на второй тур в Щукинское училище, в приемной комиссии возникла борьба по этому вопросу. Молодые педагоги, и Михаил Григорьевич в их числе, считали, что меня нужно принять и что роли в русском театре для меня найдутся, а вот старшее поколение говорило: «Взять-то мы его возьмем, а вот что он потом играть будет?» Мои защитники даже приготовили большой список ролей из мировой драматургии, в том числе и из русского репертуара, которые я мог бы сыграть.
— Этот список потом вам пригодился?
— Ну весь-то его мне не огласили, лишь некоторые моменты. И надо сказать, что кое-что из этого уже случилось. И что-то из того, о чем никто из моих педагогов в училище и подумать не мог, тоже произошло. Представляете, что со мной было, когда в распределении ролей «Гамлета» я увидел свою фамилию напротив Фортинбраса? Я ведь в том спектакле играл не только актера, но и появлялся в финале как норвежский принц. Ну кто бы мог подумать, что Роберт Стуруа разглядит во мне норвежца (улыбается)!
Такова волшебная сила театра. Там ты можешь не привязываться к чему-то конкретному, всегда есть доля условности. В кино у меня вряд ли получилось бы сыграть Фортинбраса. Разве что в фильме, созданном в определенном жанре, или в «Гамлете», действие которого перенесено в современные реалии.
— В вечном споре кино и театра вы отдаете предпочтение последнему?
— Так получается, что я больше работаю в театре, и театр дает мне больше возможностей. Поэтому, наверное, да — я ставлю во главу угла театр. Хотя на самом деле кино и театр — это две абсолютно параллельные реальности.
— В театре есть то, чего нет в кино, — магия живого искусства, магия диалога актера и зрителя…
— Для меня театр — это другое искусство, нежели кино. Театр — возможность что-то придумать, сконструировать и потом довести это до определенного состояния.
В кино же… Не знаю, может быть, мне просто не посчастливилось работать на картинах, где подолгу репетируют, прежде чем выйти на съемочную площадку, как это и должно быть, на мой взгляд. Насколько мне известно, в советском кино снимали так: допустим, одна сцена в день, и пусть эта сцена была даже небольшая, но первую половину дня ее ставили, разводили, репетировали и лишь во второй половине дня снимали. Это было близко к театру. Сейчас же все, скорее, по принципу «как пойдет, так и пойдет».
Примерно договорились между собой, кто что делает. А дальше — как бы этюд, который играется несколько раз.
— Вы сегодня много участвуете в телепроектах — в ситкомах и сериалах. Что дает такая работа?
— Для меня как для профессионала это определенная тренировка, потому что график там плотный, играешь много: переодеваешься — одна сцена, переодеваешься — вторая, снова переодеваешься — третья и так далее. Это своего рода конвейер, который, может быть, больше похож на производство, нежели на творчество, но тем не менее эту задачу нужно отработать. Правда, так бывает не всегда. Иногда снимают действительно смешные сцены, которые веселят не только зрителей, но и нас.
Еще хочется верить, что это дает театру зрителей. Надеюсь, что кто-то, кому понравится моя работа в сериале, захочет посмотреть на меня на сцене, а через это, как знать, может быть, увлечется театром.
— И, наверное, телевидение дает больше узнаваемости?
— Ох, телевизор дает тотальную узнаваемость. Обычно это начинается, когда выходит какой-то сериал. Потом он все время где-то крутится, а число людей, смотрящих его, все увеличивается и увеличивается… Однако это как раз минус. Я бы не хотел такой узнаваемости.
— Почему же?
— Она мешает нормально жить. Все время вносит в твое повседневное существование странную необходимость общаться с незнакомыми людьми. А я интроверт. Поэтому эта необходимость превращается для меня в не самую приятную работу.
— Актер-интроверт — так бывает?
— Это логично (смеется). Может быть, редко встречается, но логично.
— А в чем вообще, на ваш взгляд, суть актерской профессии?
— Ой, не знаю. Вот для меня, например, моя профессия — это великолепная возможность представить себя на месте другого человека.
— Как писателю?
— Да, и как писателю тоже. Хотя писатель, наверное, ставит себя не только на место другого человека, а еще и на место Бога, который на всех сверху смотрит и знает, что они там себе думают и чувствуют. А у нас, актеров, это очень хороший практический навык для повседневной жизни. Он полезен, когда ты с кем-то ведешь беседу, например.
— Это с одной стороны. А с другой, наверное, и вреден, потому что в какой-то степени расшатывает нервную систему…
— Ну в том смысле, что наша профессия связана с эмоциональностью, да. В какой-то степени, конечно, ты все это переживаешь и как-то пропускаешь через себя. Только ведь человек — сложное существо, и это необязательно его изнашивает, но и, наоборот, тренирует внутреннюю систему.
Так что я никакого вреда от своей профессии никак не могу увидеть. По-моему, его просто нет. Это прекрасная работа!
— Раз уж мы заговорили о писателях. Я знаю, что вы очень любите читать. Что для вас чтение? И как оно помогает в профессии?
— О да, чтение остается для меня главным источником получения информации. Чтение именно бумажных книг. А когда я читаю что-то с экрана, то уже не так это воспринимаю. И, в общем, такое чтение мне не слишком нравится. Вот «Анну Каренину» пытался читать в электронном виде. Ну… читается, хотя мне лично чего-то не хватает. Ощущение настоящей книги в руках еще важно.
Для меня чтение — это и полезный отдых, и профессиональная необходимость.
Во-первых, чтение любого произведения литературы — потенциальная возможность сделать это на сцене, или в кино, или где-то еще. Во-вторых, наша профессия в принципе связана с тем, чтобы рассказывать людям разные истории, которые нас потрясли, а для того чтобы это сделать, нужно перелопатить много таких историй. Ну и, наконец, чтение меня успокаивает. Для интроверта оно своего рода подпитка после всех этих эмоциональных выбросов на сцене.
— А что значит для вас семья?
— Это очень важно, абсолютно важно. Если бы не было семьи, то вообще ничего не имело бы смысла — ни чтение, ни профессиональная деятельность.
— Недавно вы отметили 50-летие. По-моему, это неплохой повод, чтобы, скажем так, провести некоторую ревизию своих планов на будущее. Готовы ее провести?
— Да как вам сказать? Что-то я даже не могу такое сформулировать, и, мне кажется, это здорово. Видимо, это и ответ (смеется). Я понимаю, что будет еще много театральных постановок и много всяких разных съемок. Ну вот и отлично, пусть все идет своим чередом!
— Что бы вы посоветовали молодым людям, которые хотят связать судьбу с актерской профессией?
— Безбоязненно мечтать. И делать. Однако на месте этих молодых людей я бы сначала хорошенько подумал. Я в свое время так и сделал, прежде чем пойти в актеры. И еще поучился в другом месте.Б (Босс май-июнь 2020)
СИЯТВИНДА Григорий Дэвидович, заслуженный артист РФ.
Родился 26 апреля 1970 года в Тюмени.
Учился в Тюменском индустриальном университете на факультете технической кибернетики. После первого курса проходил службу в рядах Советской армии. На втором курсе оставил институт.
В 1995 году окончил Высшее театральное училище имени Б. В. Щукина (ныне — Театральный институт имени Бориса Щукина).
С 1995 года работает в Российском государственном театре «Сатирикон» имени Аркадия Райкина.
Играл в постановках Константина Райкина: «Ромео и Джульетта», «Кьоджинские перепалки», «Квартет», «Шантеклер», «Смешные деньги», «Такие свободные бабочки», «Тополя и ветер», «Доходное место»; Роберта Стуруа — «Гамлет»; Юрия Бутусова — «Макбетт» и других. В настоящее время занят в спектаклях «Плутни Скапена», «Лондон Шоу», «Однорукий из Спокана» (режиссер Константин Райкин), «Дон Жуан» (режиссер Егор Перегудов).
В кино дебютировал в 1996 году в фильме «Не валяй дурака» (реж. В. Чиков). С тех пор снялся в более чем 30 фильмах и телепроектах.
Избранная фильмография: «Ростов-папа» (реж. К. Серебренников), «Мамука» (реж. Е. Гинзбург), «Спартак и Калашников» (реж. А. Прошкин, 2002), «Жмурки» (реж. А. Балабанов), «Кинофестиваль» (реж. В. Пичул), «Параграф 78» (реж. М. Хлебородов), «All inclusive, или Все включено!», «Все включено 2» (реж. Э. Радзюкевич), «Пришелец» (реж. А. Куликов), телесериалы «Кухня», «Отель Элеон», «Гранд», «Кухня. Война за отель».
Лауреат Государственной премии РФ в области литературы и искусства, премии российских деловых кругов «Кумир» и театральной премии «Чайка».
