Леонид ЯРМОЛЬНИК: у меня других профессий нет. Я только актер

БОСС-стиль | Гостиная
Текст | Юрий КУЗЬМИН
Фото | Из архива Леонида ЯРМОЛЬНИКА

Известный российский актер, теле- и радиоведущий, продюсер, общественный деятель Леонид Ярмольник — о своей профессии и гражданской позиции.

— Леонид Исаакович, вы родились на Дальнем Востоке, детство и юность провели на другом конце страны — во Львове. Типичный путь для человека из семьи военного. В семьях военнослужащих обычно строгое воспитание. Но, судя по вашим увлечениям — спорт, «Битлз», драмстудия, — вы как раз росли достаточно вольно. Воспитание было либеральное?

— Достаточно либеральное. Я действительно из семьи военного. Но папа стал военнослужащим, потому что в послевоенное время (ему было 12 лет, когда закончилась война) все стремились в военные училища. Это было престижно, модно.

Вообще мои родители с Украины. Когда мама была беременна, папа окончил училище, и его отправили на Дальний Восток. Так что я родился на озере Ханка, практически на границе с Китаем.

— А какую роль в вашей дальнейшей судьбе сыграли увлечение битлами и облик Леннона?

— Ну, это было уже в старших классах школы. Тогда все увлекались битлами. А кем еще можно было увлекаться? Битлы, роллинги, Элвис Пресли… Мы все из того поколения немножко состоим из битлов и Кобзона.

— У вас ко времени выбора профессии были колебания: сразу определились с профессией актера или все же рассматривались другие варианты?

— К этому с детства тянуло. Правда, до пяти лет я хотел быть летчиком-испытателем, как все мальчишки. Хотя, как видите, летчиком не получилось, а испытателем в каком-то смысле — да. Став чуть старше, полюбил привлекать к себе внимание всякими выходками, импровизациями, пантомимами, стихами, песнями. Сначала выступал дома, так сказать, под елкой. В школьные годы уже участвовал в самодеятельности, играл в народном театре. Был такой Театр Ленинского комсомола при Клубе торговли во Львове, в самом центре города, недалеко от памятника Адаму Мицкевичу, рядом с гостиницей «Интурист».

— Ваша театральная карьера довольно тернистая: восемь лет в Театре на Таганке, однако, по вашим же словам, у вас там не было больших ролей. В то же время там вы играли среди какого-то невероятного средоточия звезд, даже с Владимиром Высоцким. Что это вам дало для жизни и для сцены?

— Таганка стала для меня, скорее, образованием, высшей школой. Потому что, хотя Юрий Петрович Любимов и взял меня к себе, что называется, с руками и ногами и всем ставил в пример, в постановках, которые делались в театре в те годы, особых ролей для меня не находилось. Я на чем-то настаивал, что-то даже просил, но не получилось.

Юрия Петровича уже нет. И в последние годы, когда мы с ним общались, он всегда выражал мне свои симпатии как состоявшемуся актеру и даже признавал свою вину, что моя судьба в Театре на Таганке не сложилась. И очень гордился тем, что я стал если не единственным, то одним из немногих, как принято говорить, известных артистов — ведь актеров с похожей на мою судьбой на Таганке было достаточно много.

Конечно, эти восемь лет сделали из меня, фактически почти студента, настоящего профессионала. Я в основном сидел в зале и часами смотрел, как репетируют Филатов, Демидова, Славина, Шаповалов, Золотухин. Среди них, безусловно, был и Владимир Семенович Высоцкий, и, как мы все сегодня понимаем, он возглавлял этот список выдающихся актеров (хотя, конечно, он и тогда, в 1976–1980 годы, был первым в этом списке).

Могу немного похвастаться, и кто-то мне позавидует: я иногда заменял Высоцкого, когда он уезжал на съемки и концерты. Причем инициатором замены выступал Высоцкий, а не Любимов! Играл Керенского в «10 днях…», Чаплина, Гитлера в «Павших и живых». Правда, не буду врать, это получалось у меня не очень хорошо. Все время не покидало ощущение, что я играл не столько Керенского или Чаплина, Гитлера, сколько стремился копировать Высоцкого — настолько он был заразительным, убедительным, ярким, точным. И стать похожим на него означало для меня сыграть Керенского, Чаплина, Гитлера.

— А Высоцкий в жизни был похож на свой образ?

— Я не знаю, какой образ Высоцкого сложился у вас. Для кого-то он Жеглов из «Места встречи изменить нельзя», для кого-то — поручик Брусенцов из «Служили два товарища», Гамлет, Свидригайлов… Владимир Семенович был выдающимся артистом. Он всегда невероятно походил на персонаж, а персонаж на него. Артист создает роль, а роль создает артиста и остается в нем на всю жизнь. Владимир Семенович был талантливым, очень разным и поэтому абсолютно не похожим ни на кого, кроме себя.

— Я бы сказал, даже гениальным.

— Конечно, однако я боюсь употреблять эту категорию оценки. Сегодня в нашем шоу-бизнесе каждый второй — гений. Вдруг они теперь подумают, что они как Высоцкий. А? Согласитесь, они совсем не как Высоцкий.

Высоцкий по значимости, любви и популярности — это Пушкин ХХ века. Для России точно.

— Сейчас вы в репертуарном театре не играете?

— Нет. После Таганки в репертуарном театре не служил.

— А как относитесь к антрепризе? Она не убьет репертуарный театр, на ваш взгляд?

— Нет, не убьет. В условиях нашей экономики и наших законов репертуарный театр убить невозможно.

Раз уж вы задали мне этот вопрос, изложу свою позицию. Государство, на мой взгляд, мучается с федеральными и муниципальными театрами. Их содержание съедает огромное количество денег, при этом те, кто работает в театре, получают почти что пособия по безработице, но из этих на первый взгляд небольших денег тоже складываются миллиарды.

Я за театр контрактный — договорной, как это принято во всем мире, за редкими мотивированными исключениями. Если спектакль идет и пользуется успехом, с актером заключается договор на определенный срок, если интерес публики не угасает, договор продлевают. Дело в том, что у нас такая профессия — конкурентная. При существующей системе мы в России имеем бесчисленную армию низкооплачиваемых артистов. Конечно, объективно я сочувствую этим людям. Но давайте наконец признаем: это пенсионно-профсоюзное обеспечение у нас не работает — на содержание репертуарных театров уходит слишком много денег. Их часто не хватает на создание спектаклей, которыми могла бы гордиться страна.

Что касается непосредственно самой антрепризы, то я ее, честно говоря, не люблю. Меня очень редко что-то радует или удивляет на этом поле. Слишком часто антрепризные постановки делаются только для того, чтобы подзаработать денег. В них приглашаются известные артисты, но качество продукта часто никак не соответствует уровню и статусу этих артистов.

Впрочем, антреприза антрепризе рознь. Достаточно, к примеру, посмотреть спектакль «И снова с наступающим!» — единственный антрепризный спектакль в моей биографии. Его я сделал со своим партнером Леонидом Роберманом. Театральное агентство «Арт-Партнер XXI» работает на рынке уже 20 лет. Это солидная и хорошо зарекомендовавшая себя компания. Для Робермана это явилось первым опытом сопродюсерства еще с кем-то («кто-то» в данном случае — это я). Он пригласил меня как артиста, соавтора пьесы и продюсера в этот довольно рискованный бизнес.

Я считаю, что спектакль «И снова с наступающим!», который мы играем вместе с Колей Фоменко, может соревноваться по качеству и уровню со многими постановками, идущими на любой московской сцене, будь то МХТ, Малый театр, Вахтанговский. Это работа высочайшего класса и высочайшей тщательности исполнения. И имена задействованных здесь профессионалов говорят сами за себя. Достаточно сказать, что художник-постановщик — Александр Боровский, музыкальное оформление — Башмет, Мацуев, Бутман, ну и т. д.

— Этот спектакль ведь раньше шел на сцене «Современника», там вашим партнером выступал Сергей Гармаш?

— Да, я там тоже являлся сопродюсером, однако этому театру неинтересно вместе пересчитывать заработанные деньги, они это привыкли делать без «посторонних» (в данной истории «посторонний» — это я).

Следует отдать должное моему коллеге и другу Сергею Леонидовичу Гармашу за то участие, которое он принял в борьбе с художественным руководством театра «Современник» за этот спектакль, за мои репутацию и имя, хотя увы…

Одним словом, все следующие успехи этого театра должны состояться уже без меня. Не я первый, не я последний покинул этот славный корабль. При этом я не сошел на берег — я построил другой корабль.

— С 90-х вы работаете еще и как телеведущий, кинопродюсер. Теперь в вашем «активе» и успешный театральный проект. Но актерская профессия все-таки основная?

— А у меня других профессий нет. Я только актер. Телеведущий — это смежная специальность, однако все равно актерская работа. А продюсирование… Им можно заниматься, когда ты уже знаешь профессию и у тебя имеется опыт. Если у тебя есть возможности и смелость взять на себя ответственность за все, что будет происходить на проекте, если ты можешь найти и вложить в него деньги и создать творческий коллектив единомышленников. Так было со всеми моими продюсерскими кинопроектами, то же произошло со спектаклем «И снова с наступающим!».

— Не могу не спросить вас о ситуации на Украине. Ведь вы немало лет провели во Львове, можно сказать, в самой цитадели бандеровцев. Как вы сегодня оцениваете ситуацию в этой стране? Что, по-вашему, вообще ждет Украину и наши отношения с ней — вернутся ли они в нормальное русло?

— На этот вопрос могу только ответить, что я невъездной на Украину, хотя носил звание почетного гражданина города Львова. Это звание мне присвоили в торжественной обстановке в Львовском оперном театре. Нас тогда было пять человек: покойный Богдан Сильвестрович Ступка, Юра Башмет, Роман Виктюк, Миша Фридман и я.

Нас с Юрой Башметом лишили этого звания сразу же после того, как Крым присоединился к России, стоило нам обмолвиться парой слов по этому поводу. Я помню, что тогда сказал: мне неважно, Украина это или Россия, главное, чтобы людям там жилось лучше.

Хотя, кто бы что ни говорил, как бы мы ни спорили о правовой стороне этого вопроса, я знаю одно: Севастополь — это город славы русских моряков. И, конечно, мне не хотелось бы, чтобы в ситуации таких легко объяснимых и в то же время таких непонятных взаимоотношений с Украиной там была база НАТО. Вот и все.

Что же касается Западной Украины, то да, там народ непростой. Они всегда, мягко говоря, недолюбливали москалей, жидов, негров…

— На мой взгляд, вообще присоединение Западной Украины к остальной в 1939 году явилось миной замедленного действия под всей Украиной. Не стоило тогда этого делать.

— Что бы мы с вами ни говорили, история не терпит сослагательного наклонения. Что произошло, то произошло. На Западной Украине много странных вещей. Там всегда мечтали быть Австро-Венгрией, а любимая страна у них Польша. И самое страшное, что вся нелюбовь, вся эта подозрительность к москалям, жидам, неграм передается из поколения в поколение. И при этом еще в мои времена там новые поколения уже не очень понимали, из-за чего и почему все это. Я этого никогда не понимал и не принимал.

— Создается впечатление, что сейчас западенцы захватили всю Украину.

— Да нет, ничего они не захватили. Все из-за того, что там отсутствует нормальная власть — грамотная, честная, порядочная. Это не западенцы захватили Украину, это националисты, а они есть везде — и в Москве, и в Лондоне, да где угодно. Просто на Украине националисты распустились, и власть справиться с ними уже не в силах. Им дали возможность поднять голову, и они морочат молодежь. А молодежь — безграмотная, не знающая истории, не понимающая, к чему все это способно привести — к какой беде, к какой войне и к какому бессмысленному противостоянию и кровопролитию…

Я никогда не акцентирую внимание на каких-то национальных чертах того или иного человека, я просто убежден, что есть люди образованные, воспитанные, грамотные, знающие историю. И тогда мне все равно, кто этот человек — грузин, белорус, украинец, американец, француз. А Украина сегодня — это просто страна-марионетка, торгующая собой, где нет закона, нет порядка.

— На ваш взгляд, может что-то измениться?

— Нет. Думаю, на моем веку вряд ли что-то изменится. Слишком далеко все зашло. И, пока в это вмешивается Америка, пока она финансирует все процессы, ничего не изменится. Если бы на Украине сменилось правительство, то в течение двух-трех лет новая власть смогла бы навести там порядок. А сейчас это, по-моему, безнадежно.

— Вас по-прежнему интересует участие в политической жизни? Почему, кстати, вы поддерживаете Партию Роста?

— Я не поддерживаю Партию Роста, я поддерживаю Бориса Юрьевича Титова. Я знаю его много лет, вместе мы сделали немало интересных затей, он замечательный организатор и руководитель. Однако я меньше увлечен политикой, чем он. Борис Юрьевич — профессиональный политик, а я любитель. Скажем так, уже назанимался, больше не хочу…

Единственный раз я занимался политикой, опять-таки из уважения, симпатии и понимания того, чего хочет конкретный политик, это когда на пост президента России баллотировался Михаил Дмитриевич Прохоров, человек, которого я знаю уже 30 лет. И тогда я не слишком верил в то, что это возможно. И правильно делал, что не верил. Нам доказали, что выборы — это большой многоликий театр, создание иллюзии того, что у нас все независимо и все кандидаты имеют равные условия и равные права. Такого у нас никогда не было. И теперь тоже нет. Однако в этом я не виню власть.

Россия — слишком большая страна, и то, что называют авторитарным стилем руководства, ей свойственно. Мы не сумели правильно воспользоваться гласностью, демократией. Последние 25 лет нашей жизни доказали, что гласность и демократия у нас превращаются в беспредел и вседозволенность.

Другое дело, что я считаю несовершенным наше законодательство, нашу судебную систему — она весьма избирательна, она для каждого своя.

— Вы сейчас про Кирилла Серебренникова?

— Не только. Такое же происходит на каждом шагу. И все эти истории очень стыдные. И с Серебренниковым история стыдная. И с Улюкаевым история стыдная. Для страны стыдная. За державу обидно. И, пока в этой области не будет наведен порядок, хорошего нам ждать не стоит. Вот мы все про Украину, а у нас ведь тоже немало проблем.

При этом повторю еще раз: я не политизированный человек. Меня выбрала профессия, и профессию выбрал я. И если я пытаюсь доказать какую-то свою точку зрения, то стараюсь делать это в первую очередь через свою профессию.

— Я очень поддерживаю вашу позицию по отношению к животным. Что, по-вашему, необходимо сделать, чтобы устранить или хотя бы смягчить ситуацию с бездомными животными в нашей стране? Как реально бороться с догхантерами?

— А кто такой догхантер? Как могли появиться эти люди? Они могли появиться исключительно от отсутствия у нас порядка, законов в этой области. Догхантеры — несчастные люди, я считаю их больными людьми, которые воспитаны таким образом. И я абсолютно убежден: любое убийство животного или причинение ему зла — это первый шаг к тому, что догхантер при случае способен сделать то же самое с человеком.

Безусловно, отношение к животным в первую очередь воспитывается в семье, во вторую очередь — в школе. И, если в свое время человека этому не обучат, не заставят понять и прочувствовать, в более позднем возрасте изменить его будет почти невозможно. Поэтому, на мой взгляд, догхантеры — люди вне закона, люди, которых следует лечить, а если они не лечатся и совершают преступления, их надо судить, сажать или штрафовать — и не пятьюстами рублями.

В теме беспризорных животных я уже 20 лет и знаю, что нужно сделать, для того чтобы у нас не бегали стаи собак. Все это не так сложно. Просто требуется, во-первых, финансирование, во-вторых, закон. Тогда не будет догхантеров, а собаки перестанут нас беспокоить, а станут доставлять лишь удовольствие и радость.

Последние полгода я принимал активное участие в работе над законом о защите животных на разных уровнях — от общественности до взаимодействия с Советом Федерации, Государственной думой, Правительством РФ. Этот закон разрабатывался по поручению Владимира Владимировича Путина, и большое ему спасибо за то, что он принял участие. Много лет мы говорили о необходимости такого закона, однако само по себе ничего не получалось. И вот теперь закон готов. Конечно, в нем много белых пятен. Потому что он о гуманном отношении к животным вообще, начиная от вопросов животноводства и охоты и заканчивая безнадзорными животными. Пока этот закон не принят, но я очень надеюсь, что это произойдет до президентских выборов. И считаю: если так случится, это сильно сплотит зоозащитников и станет весомым поводом к тому, что эти люди придут на президентские выборы хотя бы из чувства благодарности — сказать спасибо Владимиру Владимировичу Путину.

P.S. От Леонида Ярмольника:

Со времени нашего интервью прошло какое-то время, и я с радостью хочу сообщить, что В.В. Путин в конце декабря подписал поправки в закон об ответственном обращении с животными. Наконец с догхантерами будут бороться закон и правоохранительные органы, а не чувствительные и сердобольные зоозащитники. Теперь нарушителям этого закона грозит срок до пяти лет лишения свободы.

Поздравляю с Победой!

Босс №02 2018 г.